::::: Главная ::::: История ::::: Статьи ::::: Фотогалерея ::::: Контакты :::::

6. Ермак Тимофеевич — покоритель Сибирского царства. 1582 г.

Picture
Знамя Ермака.
В те далекие времена на Дону мало было людей, умеющих писать, и подвиги донцов того времени не записывались и не сохранились бы до нас вовсе, если бы не дошла до нас старая песня казачья. Рождались на Дону богатыри, сильною волей своей водили за собой станицы казаков, тяжелой рукой рубились с татарами и турками, смело ходили на лодках по бурному морю и пели их сподвижники про них песни. Так, много песен поется на Дону про Ермолая, или, как его называли, Ермака Тимофеевича. Поют в них и про то, как ходил Ермак по Азовскому морю на турок, как брал Ермак с казаками Казань-город, покорял Сибирь и брал сибирские города. Называют его в иных песнях «воровским атаманушкой», в других говорят просто: — старики были старые,

Казаки стародавние,
Атаман был у казаков
Ермолай Тимофеевич,
Есаул был у казаков
Гаврила Лаврентьевич.

Если бы не пришлось Ермаку Тимофеевичу столкнуться с русскими людьми и служить с ними одну царскую службу, может быть, про Ермака мы бы и знали только из песен. Но пришлось ему встретиться с русскими людьми и при помощи их сделать набег на Сибирь. На Руси в то время уже были люди, которые записывали все, что делается в Русской земле, составляли летописи, и вот из этих летописей мы подробно узнаем о подвигах Ермака с донскими казаками в Сибири.

Вскоре после завоевания Казани (1552 год), в 1558 году царь Иоанн IV Васильевич, чтобы обеспечить Пермскую землю, лежащую вверх по реке Каме, подарил большие участки у Уральских гор купцам Строгановым и разрешил им строить крепости, иметь пушки и войска для защиты своих угодий. Строгановы настроили небольшие деревянные крепости, дошли до самых Уральских гор, добывая здесь лес, охотясь за пушным зверем и собирая камни самоцветные. Но когда подошли они к Уральским горам, которые тогда назывались Каменным поясом, их встретили отряды Сибирского царя Кучума и не пустили их за горы. Войско Строгановых было наемное. В нем были и немцы, и шведы, и латыши, и татары. За стенами городков, стреляя из пушек и из ружей, прячась от стрел татарских за бревнами, они дрались хорошо, но сделать поход в неведомые, далекие страны, пройти по широким и быстрым рекам, драться неизвестно с какими народами эти дружины не могли.

Основатели Строгановского городка, братья Яков и Григорий так и умерли, не решившись перешагнуть за Каменный пояс; наследники их, меньшой брат Семен и сыновья Максим Яковлев и Никита Григорьев, решили продолжать начатое дело. В это время к ним и пришел Ермак.

Глухой осенью 1579 года, тогда, когда со дня на день ожидали, что Волга и Кама станут и покроются льдом, по бурным волнам их показались черные лодки. То шел вверх по Каме грозный донской атаман Ермак Тимофеевич с казацкой вольницей. Шли с ним Иван Кольцо, Яков Михайлов, Никита Пан и Матвей Мещеряков с товарищами. Все это были люди отчаянные. Не раз останавливали они на Волге корабли, отбирали товары у перепуганных купцов и с веселой песней гребли дальше. Казанский воевода Иван Мурашкин с целым войском, по приказу царскому, гонялся за ними и не мог поймать. И вот, в вольном набеге своем, повернули донские лодки в Каму и подошли к Строгановскому городку.

Среднего роста, широкоплечий, на диво сложенный, крепкий казак был Ермак Тимофеевич. Черные кудри вились над ушами, взгляд у него был быстрый, лицо чистое и пригожее. Пышно и богато оделся он, подходя к Строгановскому городку, окруженный своими казаками.

Ласково принятый Строгановыми, Ермак остался у них, и здесь, послушав их сетования на набеги кучумовых татар, крепко задумался. Смелой душой своей чуял Ермак, что зовут его Строгановы на славный подвиг. Это не удалой набег на Волгу — это завоевание целого царства. Надолго, быть может, навсегда придется уйти с Дона, забыть приволье родных степей. Но манил его подвиг прекрасный. И-вот, собрав вокруг себя своих удальцов, обратился к ним Ермак с такой речью:

«Гей вы думайте, братцы, вы подумайте,
И меня, Ермака, братцы, послушайте.
Зимой мы, братцы, исправимся,
А как вскроется весна красная,
Мы тогда-то, други-братцы, в поход пойдем,
Мы заслужим перед Грозным Царем вину свою:
Как гуляли мы, братцы, по синю морю,
Да по синему морю, по Хвалынскому1,
Разбивали мы, братцы, бусы корабли,
Как и те-то корабли, братцы, не орленые,
Мы убили посланничка Всецарского!
Как и лето настанет, братцы, лето теплое,
Да, пора уже нам, братцы, в поход идти.
Ой вы, гой еси, братцы, атаманы-молодцы,
Эй вы, делайте лодочки коломенки,
Забивайте вы кочета еловые.
Накладывайте бабаички сосновые,
Мы пойдем, братцы, с Божьей помощью,
Мы пригрянем, братцы, вверх по Волге-реке,
Перейдем мы, братцы, горы крутые,
Доберемся мы до царства басурманского,
Завоюем мы царство Сибирское,
Покорим его мы, братцы, Царю Белому,
А царя-то Кучума в полон возьмем
И за то-то Государь Царь нас пожалует.
Я тогда-то пойду сам к Белому Царю,
Я надену тогда шубу соболиную,
Я возьму кунью шапочку под мышечку,
Принесу я Царю Белому повинную:
Ой ты гой еси, надежда православный Царь!
Не вели меня казнить, да вели речь говорить:
Как и я-то Ермак сын Тимофеевич,
Как и я-то воровской Донской атаманушка,
Как и я-то гулял ведь по синю морю,
Что по синю морю, по Хвалынскому.
Как и я-то разбивал ведь бусы корабли,
Как и те корабли все не орленые,
А теперича, надежда, православный Царь,
Приношу тебе буйную головушку
И с буйной головой царство Сибирское!»

Молча слушал Ермака круг казачий. И думали казаки «думушку единую». И сладка им была мысль искупить свои грехи, свои грабежи и нападения на купцов великим подвигом, таким подвигом, который прославил бы навсегда имя казачье. А слава казачья донцам была всего дороже.

Смотрели казаки на снегом покрытые, поросшие густым лесом горы и хотелось им перешагнуть за них, поглядеть, что там делается за горами, какие народы там живут и как воюют. Много повидали они на своем веку. Ходили по Азовскому и Черному морям, видали турецкие города, видали высокие страшные горы Кавказа, но за Каменным поясом они не были ни разу. И тянула их к себе эта неведомая, неизвестная даль, и охотою шли они на труды и лишения походной жизни, шли на опасные бои.

— Любо! Любо нам, Ермак Тимофеевич, с тобой идти! Любо покорить царя Сибирского и подарить его Московскому православному Царю! Любо... Аминь!

Низко поклонился кругу атаман и вышел с площади. За ним разошлись и казаки. И на другой день закипела работа.

Всю зиму стучали в лесу топоры, визжали пилы — то казаки строили себе легкие лодки. Заготовляли «зелье», то есть порох, лили пули, устанавливали маленькие пушечки, солили мясо впрок. Строгановы усилили небольшую дружину казаков тремястами находившимися у них на службе воинами русскими, татарами, литовцами и немцами, придали им еще проводников и переводчиков, и весною 1581 г. отряд Ермака в 840 человек был совершенно готов к походу.

С этими маленькими силами, ничтожными числом, Ермак отправился в поход, завоевывать громадную Сибирь. Он разделил отряд на части, назначил в каждом атамана, назначил есаулов, сотников и пятидесятников, и пошел за Уральский хребет. Четыре дня плыл Ермак на лодках вверх по р. Чусовой до устья р. Серебряной, а потом два дня шел по Серебряной до Сибирской дороги. Здесь Ермак высадился на берег и построил укрепление, названное им «Кокуй-город». Сложив здесь запасы и обеспечив, таким образом, на всякий случай, путь отступления, Ермак налегке поплыл в р. Туру, за которой начиналось уже царство Сибирское. Здесь в татарском улусе казаки захватили важного князя мирзу Таузака.

Picture
Ермак Тимофеевич.
Ермак потребовал его к себе и допросил о царстве Кучума. Таузак правдиво и точно рассказал Ермаку, каково царство Сибирское, и за то Ермак отпустил своего пленника на волю. Таузак отправился к царю Кучуму и известил его о движении на Сибирь неведомых белолицых людей. Кучум собрал совет из старшин. В тесной юрте уселись желтолицые и косоглазые обитатели Сибири, и Таузак повел перед ними свой рассказ:

— Идут,— сказал он,— из-за Каменного пояса люди страшные, ростом великие. Глаза у них быстрые. А из луков своих они стреляют огнем и громом смертоносным, который далеко попадает, ранит до смерти и всякие доспехи наши пробивает насквозь. А называют они себя донскими казаками! Быть беде!

— Быть беде! — повторили старшины и призадумался весь их совет.

— К этому были приметы и указания,— сказал один татарский мирза.— Видели подданные мои город в небе, и в том городе были видны христианские колокольни. А в реке Иртыш в тот час вода стала кровавой.

— Видели мы,— проговорил другой мирза,— как Тобольский мыс выбрасывал золотые и серебряные искры.

Мирза Девлетбай, живший на Нанине бугре, против теперешнего Тобольска, в городе Бициктуре, доложил Кучуму, что и он видел много знамений: с Иртыша приходил белый волк, а от реки Тобола черная гончая собака, и они грызлись между собой. И волк, как толковали кудесники, означал ханскую силу, а собака российскую, и российская победила.

Такими бабьими бреднями растравляли себя татары. Они еще не видали казаков, а уже боялись их, Ермак еще был далеко, а уже прятали имущество татары и робость одолевала их. Кучум против маленькой дружины Ермака послал большой конный отряд царевича Маметкуля.

А Ермак шел спокойно по реке Тоболу. Легко было на сердце у донцов; веселые, бодрые песни звенели в чужеземной стране. Недалеко от урочища Бабасан встретились донцы с Маметкулем.

Дружина Ермака построилась в боевой порядок в пешем строю и начала пальбу из пищалей и аркебуз. Маметкуль бросился в атаку, но не приученные к такому грому выстрелов, полудикие лошади татарские не шли на огонь, пули и стрелы поражали их и атака татар была отбита. Маметкуль бросился второй и третий раз, но только урон его становился больше, падали лошади и люди, а донцы Ермака подавались все вперед и вперед. Маметкуль отступил, и Ермак подошел к устью р. Тобол.

На пятьдесят второй день похода Ермака, 22 октября 1581 года, под вечер, казачьи струги, шедшие по р. Иртыш, подошли к городищу Атик-мурзы. Здесь казаки причалили к берегу и высадились. Невысокие холмы, покрытые уже почерневшим дубняком и елями, горели тысячью огней. То был стан самого царя Сибирского Кучума, засевшего с Маметкулем в крепкой засеке и решившего смертным боем защищать свое царство. Гомон тысяч голосов, ржание коней слышно было по реке на несколько верст. Точно море, глухо шумел стан татарский.

Тихо было в казачьем лагере. Таким маленьким казался этот стан. Всего один полк, если считать по- нынешнему, шел против целой армии. Но это был полк богатырей, прекрасно вооруженных, смелых, упорных, гордых и самолюбивых! Полк донских казаков.

Близ полночи сотники, бывшие на совете у Ермака, сказали пятидесятникам, а те десятникам приказ всем собираться на войсковой круг. На лесной прогалине, над обрывом, у глухо ропщущей реки собрались казаки. Мрачны были их лица. Незавидной казалась им доля. Зашли невесть куда, кругом угрюмые горы и скалы, хмурое, низко нависшее небо, впереди бесчисленная рать, одолеть которую нет силы.

— Идти назад! — глухо пронеслось по рядам казачьим, когда вышел Ермак.

Смоляные факелы освещали его лицо. В доспехах и металлическом шлеме, из-под которого вились черные кудри, он весь был порыв и мужество. Красные отблески огней играли на стали кольчуги, будто кровавые пятна.

Он взялся за шлем.

— Помолчи, честная станица! — раздались возгласы.— Атаман слово держать будет!

Стих весь круг казачий. Плотнее сдвинулись ряды, задние напирали на передних, только тяжелое дыхание да сдержанный кашель прерывали ночную тишину.

Ермак поднял курчавую голову. Из-под снятого шлема черными змеями рассыпались кудри, ярко блеснул белый лоб над загорелым лицом; глаза горели решимостью, удалью... и восторгом. Предстоящий кровавый бой радовал донца-атамана!

— Идти назад!? — тихо, но сурово сказал он.— Идти назад через безлюдную и мрачную пустыню, идти за горы, покрытые глубоким снегом. Идти пешком, потому что реки замерзнут!..

Ермак вздохнул. Вздохнул, как один человек, и весь круг войсковой.

— Вернуться домой на тихий Дон и что сказать? Вернуться без славы! Нас спросят дома старики, нас спросят жены и дети: «Вот вы пропадали два года за Волгой, что сделали вы?»

Что ж, атаманы-молодцы, решайте: идти нам со срамом домой, чтобы жены смеялись над нами, чтобы родители прокляли нас и не было нам никогда от них благословения, или вернуться после победы покорителями царства Сибирского!?

Огнем загорелись глаза казачьей вольницы. Слетели порывом шапки с косматых голов, поднялись руки, творя крестное знамение, поклялись казаки либо умереть, либо победить Кучума-царя. «Смерть лучше отступления!» — говорили казаки. Задумчивые расходились донцы по своим шалашам и там тихо беседовали, точили оружие, отсыпали порох, готовили пули.

И слышалось всюду одно слово, одна клятва между односумами: «Если ты жив останешься, расскажи дома, как меня убили!» — потому что каждый готовил себе славную смерть! На рассвете, 23 октября, казаки ударили на приступ укрепленного Кучумом селения Чувашева. Засвистали пули казачьи, загремели ружья и навстречу им полетели тучи стрел. За ружейною трескотнёю, за свистом стрел не слышно было ни голосов, ни команд. До полудня шла перестрелка. Татары, видя, что казаков очень мало, сами проломили засеки в трех местах и живыми людскими потоками устремились на казаков. Это был отчаянный бой. Каждый понимал, что от того, кто победит, зависит, быть или не быть тому живому. Летописец, записавший о том, как происходила эта битва, написал: «И была сеча злая; за руки емлюще сечахуся», то-есть, хватали друг друга за руки, чтобы помешать наносить удары. Но под могучими ударами казаков густые толпы татар стали редеть. Раненый царевич Маметкуль был переправлен с приближенными людьми на ту сторону реки, и татары начали отступать. Уже темнело, когда казаки заняли татарские засеки, а потом отошли на старый свой бивак к Атику-городку. Всю ночь не спали они. Хоронили убитых. Их было 107 человек; перевязывали раны, строили укрепления, опасаясь нападения татар. Но татарам было довольно. Союзники Кучума, остяцкие князья, покинули его, Маметкуль, лучший витязь его, был ранен, а сам Кучум той же ночью ушел в свою столицу, город Сибирь, собрал свои пожитки, жен и бежал с ними в степи.

Picture
Бой Ермака с Кучумовыми полчищами в Сибири.
26 октября 1581 года казаки заняли Сибирь. Там, в ханских дворцах и торговых рядах, они нашли богатую добычу: золото и серебро в сундуках, золотом тканные материи и царские уборы, дорогие меха и драгоценные камни...

Ермак зазимовал в Сибири. Его дружина разместилась в покинутых домах; по окрестным городам и селам были посланы гонцы с известием, что казаки не сделают зла тому, кто добром вернется в свои дома, примет клятву на верность царю Московскому и будет послушен Ермаку. И вот, из лесов стали возвращаться мирные татары. Казаки принимали их ласково, помогали им на первых порах, и слух о том, что Ермак правитель добрый, пошел по всей Сибири. Юрты и отдельные кочевья спешили заявить Ермаку о том, что они верны русскому царю, и доносили казакам о всяком движении своего бывшего царя Кучума и его войска.

Кучум от горя совсем одряхлел, потерял зрение и скитался одинокий по Ишимской степи. Оправившийся от раны Маметкуль своими наездниками окружил казачий стан и захватывал одиночных казаков, возвращавшихся из поездок. Но следил за ним и Ермак. Его удальцы не спали зимою. Из пешей рати, шедшей на судах, к весне дружина Ермака обратилась в отличную конницу. Татары окрестных Сибири юртов стали друзьями казаков, они донесли Ермаку, что Маметкуль с небольшим отрядом татар стал на реке Вагое. Это было весною 1583 года. Ермак отправил против него сотню в 60 человек. Казаки напали ночью на татарский стан. Большинство татар они умертвили сонными, а самого Маметкуля взяли в плен и живым доставили Ермаку. Как только вскрылись реки, опять на судах пошли казачьи отряды, широко раздвигая завоевания Ермака. Не одна казачья голова легла на приступе сибирских городов. Убит был и один из главных соратников Ермака Никита Пан.

В самой Сибири снаряжалось посольство к Строгановым и Московскому царю. Отбирались лучшие меха, 2400 соболей, 20 чернобурых лисиц и 20 бобров, лучшие камни, отсыпалось самородное золото, заворачивались и зашивались в рогожи драгоценные царские шапки и наряды Кучума. Начальником летучей станицы с подарками царю Иоанну IV, которыми бил челом донской казак Ермак Тимофеевич, был назначен лучший дружинник Ермака атаман Иван Кольцо. Ему наказано было, прибыв в Москву, «бить челом царю царством Сибирским»...

Веселую грянули казаки песню, когда по знакомому пути, по рекам сибирским поплыли назад к Каменному поясу. Весла бодро ходили в руках, сознание великого дела, которое они совершили, окрыляло их, и летели острогрудые челны казачьи по холодным волнам широких рек.

Царь радостно принял Ивана Кольцо. Он простил казакам все прежние их разбои на Волге, пожаловал посланных деньгами и сукнами на одежду, разрешил атаману Кольцо набрать в Московской земле охотников для заселения Сибири и повелел отправить Маметкуля в Москву. Ермаку с его товарищами была пожалована царем грамота.

В грамоте царской Иоанн IV милостиво объявлял казакам забвение старых провинностей и вечную благодарность России за важную услугу. Ермак был назван князем Сибирским, ему было поручено устраивать завоеванную землю. Для принятия же сибирских городов из Москвы был послан воевода князь Семен Волховской и голова Иван Глухов с отрядом лучших московских солдат стрельцов.

Ратный крестник Ермака, Маметкуль, оказался и в Москве храбрым воином. Он дослужился в русских войсках до чина воеводы что отвечает нынешнему генералу,— и воевал со шведами, отличаясь мужеством и искусством.

Подаренная Московскому государству донскими казаками Сибирь усилила Московского царя и стала его снабжать и хлебом, и золотом. Но, вместе с тем, Ермак с донцами подарили русскому народу обширные земли. И когда тесно стало на Руси! потянулись переселенцы в широкие сибирские степи в дремучую тайгу и нашли там отличные места для жизни.

Теперь Сибирь неразрывная часть Русского государства, богатый край со многими красивыми городками. Бежит через этот край железный путь, на днях пройдет и другой, и земледелец, и скотовод, и горнопромышленник живут в завоеванной триста лет тому назад донскими казаками Сибири припеваючи...

7. Смерть Ермака. 6 августа 1584 года

Picture
Памятник Ермаку в г.Новочеркасске.
Отправив атамана Кольцо в Москву, Ермак ушел с казаками на север Сибири. Во всех городах он объявлял жителям о подчинении их Московскому царю и оставлял казаков для порядка. Так, в походах и трудах, провел он лето и зиму 1582 года и лето 1583 года. Осенью этого года он возвратился в Сибирь, и здесь его встретил прибывший из Москвы атаман Кольцо.

Радостна была встреча атаманов. Собрался круг казачий и с увлечением слушали донцы длинный рассказ посланца о царском приеме. Сибирский князь Ермак надел привезенные от царя тяжелые доспехи, казаки целовались друг с другом, поздравляли один другого с царскими милостями, делили деньги, делили сукна. Гуляли и пели песни, восхваляя своего атамана.

Дружно и ласково приняли они и стрельцов, прибывших с Кольцом, одарили их сибирскими мехами, отвели им дома. Но Сибирь был небольшой город. В нем не было хороших теплых домов. Казаки и татары жили в кибитках, питались чем Бог пошлет. Зима стала ранняя, выпал глубокий снег, реки замерзли. Казаки не могли промышлять ни охотою, ни рыбною ловлей. Скоро в городе стало не хватать съестного. Пришлось плохо питаться. Непривычные к лишениям похода стрельцы начали хворать. От недостатка в овощах в отряде их появилась цынга. Их воевода князь Волховский умер от болезни. С честью похоронили его казаки.

Но вот тяжелая зима стала подходить к концу. Ярче заблистало солнце. Сделалось теплее. Из окрестных деревень потянулись обозы. Ободрилось войско Ермака. Но отряд уменьшился почти наполовину. А летом ему предстояли новые испытания.

Казаки дружили с татарами и остяками и доверяли им во всем. Сами честные и правдивые в дружбе и товариществе, они считали и татар честными, истинными товарищами... Атаманы казачьи ездили в гости к мирзам, пировали с ними и вели долгие беседы. Татары, между тем, готовили измену. Они льстили казакам, низко кланялись им, пировали с ними, клялись, что они стали их братьями, а сами задумывали жестокую месть. Летом как-то атаман Иван Кольцо гостил с 40 казаками у мирзы Карачи. Как всегда, пили пьяную бузу, слушали, как заунывно пели под звон струн слепые певчие. Смотрели медленный танец татарок. Ночью беспечно полегли все спать, без часовых и без оружия. Забыли казачью сноровку... Под утро никто не встал. Всех зарезали, никого не пощадил жестокий Карача.

Не успела рассеяться печаль по этому случаю, как новое несчастье легло на маленький отряд Ермака. Погиб другой атаман его, лихой донец Михайлов. Он погиб на разведке, убитый из засады стрелой.

Гибли казаки. Лучшие воины были убиты. В июне месяце татары вдруг перестали платить дань. У Карачи собралось большое войско, и они обложили им город Сибирь. На этот раз татары были осторожны. Они поставили свои засеки и расположили за ними войско в трех верстах от города. Они решили погубить Ермака и его дружину голодом. Настали тяжелые дни. Ни пушки, ни ружья казачьи не могли достать до татарского лагеря.

И вот, в это тяжелое время снова проснулась доблесть казачья. Атаман Мещеряков вызвал охотников пробиться сквозь стан татарский и напасть на татар сзади. Выбрав безлунную ночь, он тихо вышел из города Сибири и, подкравшись незаметно к главному стану татарскому, бросился резать сонных татар. Оба сына Карачи были убиты. В ужасе татары разбежались, а Мещеряков засел со своим отрядом в татарском обозе. На рассвете Карача собрал татар и атаковал казаков. Но казаки встретили татар дружным огнем из пищалей и отогнали врагов. Мало того, они бросились еще их преследовать и в полдень вернулись в освобожденную от осады Сибирь.

Чтобы наказать врага и обезопасить себя на будущее время, Ермак с 300 казаками отправился в новый поход по Сибирскому царству. К зиме он вернулся с богатой добычей. Все городки были приведены к покорности, на всех наложена дань.

Два года прошло спокойно. Казаки и русские сумели завязать торговлю с соседними народами. Потянулись в Сибирь, а оттуда в Москву из Китая караваны с чаем, из Бухары повезли шелк и хлопок, из далекой Индии благовония и пряности. Богатела Сибирь от торговли.

Узнав об этом, старый Кучум, бродивший в верховьях Иртыша, в 1584 году собрал войско, стал заставою и не пропускал бухарских купцов в Сибирское царство. Об этом донесли Ермаку. Ермак взял 50 казаков и с ними поплыл на лодках вверх по Иртышу. Несколько дней гребли казаки между лесов и угрюмых скал. Они дошли до застав, но нигде не нашли татар. Ермак, проведя весь день в поисках, к ночи с 5 на 6 августа вернулся к лодкам и расположился на ночлег. Ночь была темная, лил дождь, ветер шумел вершинами деревьев. Усталые казаки заснули крепким сном. Татары, следившие за казачьим отрядом с другого берега Иртыша, переправились через реку и напали на сонных казаков. Только двое проснулись, Ермак и еще один донец. Ермак отчаянно оборонялся, но видя, что он один, что погибла его верная дружина, бросился в Иртыш, в надежде доплыть до лодок. Но тяжелые доспехи, подаренные ему Иоанном, тянули его ко дну, усталость брала свое, обессилили руки, туманилась голова и погиб великий донец, князь Сибирский, не доплыв до стругов.

Другому, простому казаку, удалось пробиться. Он бежал в Сибирь и рассказал там о гибели атамана.

На следующий год в Сибирь из Москвы прибыли воеводы Мансуров, Сукин и Мясной. По Сибирскому царству начали строить городки. В 1585 году поставили Тюмень, а через два года Тобольск, потом Пелым, Березов, Сургут, Тару и Нарым. Сибирское царство, завоеванное донскими казаками, прочно занималось. Остатки Ермаковой дружины положили основание новому казачьему войску Сибирскому.

Умер Ермак, погиб в Иртыше, в отчаянной схватке с татарами, но умерло только бренное тело его. Сам он, великий донской атаман, жив и доныне. Жив в песнях казачьих старых и новых. И теперь донцы и сибирские казаки в мощной песне вспоминают бурную ночь с 5 на 6 августа 1584 года. Кто не знает этой песни, составленной из стихотворения известного стихотворца русского К. О. Рылеева?

Ревела буря, дождь шумел;
Во мраке молния блистала;
Беспрерывно гром гремел,
И ветры в дебрях бушевали...

К славе страстию дыша,
В стране суровой и угрюмой,
На диком бреге Иртыша
Сидел Ермак, объятый думой.

Товарищи его трудов,
Побед и громозвучной славы
Среди раскинутых шатров
Беспечно спали близ дубравы.

«О, спите, спите,— мнил2 герой —
Друзья, под бурею ревущей!
С рассветом глас раздастся мой,
На славу иль на смерть зовущий.

Вам нужен отдых: сладкий сон
И в бурю храбрых успокоить;
В мечтах напомнит славу он
И силы ратников удвоить.

Кто жизни не щадил своей.
Опасность в сечах презирая,
Тот думать будет ли о ней,
За Русь святую погибая?

Своей и вражьей кровью смыв
Все прегрешенья буйной жизни
И за победы заслужив
Благословения отчизны?..

Нам смерть не может быть страшна;
Свое мы дело совершили:
Сибирь Царю покорена,
О, мы не праздно в мире жили!»

Ревела буря, дождь шумел;
Во мраке молния блистала;
Беспрерывно гром гремел,
И ветры в дебрях бушевали.

Иртыш кипел в крутых брегах;
Вздымалися седые волны
И рассыпались с ревом в прах,
Бия о брег казачьи челны...

С вождем покой в объятьях сна
Дружина храбрая вкушала;
С Кучумом буря лишь одна
На их погибель не дремала.

Страшась вступить с героем в бой,
Кучум к шатрам, как тать3 презренный,
Прокрался тайною тропой.
Татар толпами окруженный.

Мечи сверкнули в их руках
И окровавилась долина,
И пала грозная в боях,
Не обнажив мечей, дружина...

Ермак воспрянул ото сна,
И гибель зря4, стремится в волны;
Душа отвагою полна;
Но далеко от брега челны!

Иртыш волнуется сильней...
Ермак все силы напрягает —
И мощною рукой своей
Валы седые рассекает.

Плывет... уж близко челнока:
Но сила року уступила,
И, закипев страшней, река
Героя с шумом поглотила.

Лишивши сил богатыря
Бороться с ярою волною,
Тяжелый панцырь дар Царя —
Стал гибели его виною.

Ревела буря... Вдруг луной
Иртыш на миг осеребрился
И труп, извергнутый волной,
В стальной кольчуге озарился.

Носились тучи, дождь шумел,
Во мраке молния блистала
И гром вдали еще гремел.
Но Ермака уже не стало!..

На смерть Ермака написаны и еще стихи, сочиненные А. А. Д.

За Уральским хребтом, за рекой Иртышом,
На далеких отрогах Алтая,
Стоит холм,— и на нем, под кедровым шатром5
Есть могила, совсем забытая.

Много лет уже стоит и курган сторожит
Этот кедр одинокий угрюмо.
Вкруг него ни куста... Вся дорога пуста
И тиха. Нет ни звука, ни шума.

Хищный враг не летит, дикий зверь не бежит
Этим местом: здесь кроется диво.
Заколдован курган. С ним и кедр великан,
Что разросся так пышно, красиво.

Говорят, что под ним великан-исполин,
И в броню и кольчугу одетый,
Беспокойно лежит, потому что зарыт
По обряду отцов не отпетый.

Триста лет, говорят, это было назад,
Рыбаки в Иртыше неводили
И, в мереже одной, здесь, на берег крутой —
Вместо рыб мертвеца притащили.

Был в броне боевой, был в кольчуге стальной,
Роста страшного пойманный в сети.
И дивились ему, великану тому,
Рыбаки простодушные эти.

Picture
Церковь в сибири, построенная сподвижниками Ермака — донскими казаками.
Но, не зная, как быть, как покойника сбыть,
Чтоб на грех не затеять бы дела,
Порешили все скрыть и скорее зарыть
Это мертвое, страшное тело.

И с тех пор, только день перейдет в ночь и тень,
Из могилы покойник выходит
И всю ночь напролет, по холму взад вперед
С тяжким стоном задумчиво бродит.

Этот стон гробовой над уснувшей землей
По расщелинам гор раздается.
Ужасая собой даже кедр вековой,
Что от стонов от этих трясется.

Есть в народе молва, что порою слова
Можно слышать, к могиле склонитесь:
«Я донской был казак, по прозванью Ермак,
О покое моем помолитесь»*.

Не забыли Ермака и потомки. В Тобольске, главном городе Западной Сибири, первом, покоренном Ермаком, поставлен ему, по повелению Императора Николая I, в 1838 году памятник с надписью: «Покорителю Сибири Ермаку». Другой памятник поставлен в 1904 году на пожертвования донцов в Новочеркасске, в войске Донском, на родине Ермака. На этом памятнике надпись: «Ермаку донцы». 3-й Донской казачий полк, по повелению ныне благополучно царствующего Государя Императора Николая II Александровича, носит его славное имя. Его же имя носит и 1-й Сибирский казачий Ермака Тимофеевича полк. На Дону есть Ермаковская станица, есть Ермаковы хутора и не один донец носит славное имя Ермаково, как бы в воспоминание, что деды его ходили в славный поход с Ермаком и смелою битвой завоевали родной Руси целое великое Сибирское царство!

8. Жизнь донских казаков при царе Феодоре Иоанновиче. Появление на Дону «голытьбы»

Picture
Из набега.
Грозен, но и велик был царь Московский Иоанн IV. Всю жизнь вел он войны с соседями Московского государства, стремясь расширить его. От татар он отнял всю Волгу с городами Казанью и Астраханью; пробивался он к Балтийскому морю, одно время овладел Нарвою и всею Ливонскою землею, нынешним Прибалтийским краем (губерниями Эстляндскою, Лифляндскою и Курляндскою). Долгое время сражались его дружины с поляками, литовцами и шведами. При нем и ему поднес атаман донской Ермак Сибирское царство, и он первый вступил в сношения грамотами с казаками, почитая их за вольное, дружественное России товарищество.

Тридцать семь лет правил царь Иоанн на Руси. Он скончался в 1584 году, в один год с Ермаком. Ермак пережил его всего несколькими месяцами. Ему наследовал, и на престол Московский вступил царь Феодор Иоаннович.

Царь Феодор был государь мягкий и добрый. Не было у него такой твердой руки, какую имел его отец, чтобы держать в порядке громадное Московское царство. Скромный, застенчивый, он не любил заниматься государственными делами и ему не под силу было править таким большим царством, каким уже была тогда Московская земля. Его отец, царь Иоанн, понимал это и назначил ему в помощь совет из пяти бояр. Совет этот назывался Верховною Боярскою Думою и состоял из бояр: Мстиславского, Никиты Романовича Юрьева, Шуйского, Вельского и Бориса Феодоровича Годунова. Годунов, на сестре которого был женат царь Феодор, скоро стал почти самостоятельно править всем государством, а по смерти царя Феодора венчался и царским венцом.

На Дону, с уходом Ермака с товарищами в Сибирь, продолжалась прежняя боевая, охотничья жизнь. Собирались за атаманами станицы удальцов, строили лодки и шли «добывать зипунов»: кто на Волгу, кто на Азовское море, кто на Черное, кто на Хвалынское. Задевали удалые партии всякого и прохожего, и проезжего на Дону, шарили по татарским городкам сильного тогда крымского хана, не раз затрагивали и турецкого султана.

И крымцы и турки обижались на казаков. Считая их подданными русского государя, они писали в Москву жалобы на казаков, но Москва отрекалась от них. Из Москвы на эти жалобы обыкновенно отписывали: «Казаки донские и волжские не наши — люди вольные, живут и ходят без нашего ведома...»

31 августа 1584 года была написана в Москве грамота войску Донскому от царя Феодора Иоанновича.

«От Царя и Великого князя Феодора Иоанновича всея Руси,— писано в этой грамоте,— на Дон, Донским Атаманам и Казакам, старым и новым, которые ныне на Дону, и которые зимуют близ Азова...» Дальше в грамоте своей царь объявляет казакам, что от Москвы к азовскому паше посланы для переговоров Борис Петрович Благово, и чтобы казаки помогли ему доехать до Азова, а сами с азовскими людьми «жили смирно и задору никакого азовским людям не чинили», да мало того, чтобы позволили азовским людям ловить рыбу по Дону, рубить там дрова и, вообще, устраиваться на Дону. Кроме того, запрещалось казакам ходить и на крымцев, и требовалось, чтобы казаки жили с крымским ханом в мире. И за это царь Московский послал казакам свое жалованье: селитру для пороха и свинец. И на будущее время царь Московский обещал дарить казаков своим царским жалованьем.

Приказывал царь Московский еще донским казакам составить список поименно, кто и где атаман, и сколько с ним казаков, и список этот отдать тому же Благово, когда он поедет назад. И за это царь обещал к весне всем атаманам прислать еще жалованье.

Этой грамотой кончалась первобытная вольная жизнь казаков. Не стало им свободы, не могли они больше по своей воле ходить «зипуна добывать», искать добычи. Из вольных людей они обращаются этой грамотой в войско царское, получающее за свою верную службу жалованье. Уже нельзя было, как прежде, любому казаку выйти на площадь, бросить свою шапку оземь и скликать народ «на Волгу-матушку, иль в Сибирь пушных зверей пострелять, на море Черное или Хвалынское». Атаманы были записаны и станицы донских богатырей должны были составлять дружины царские по указу из Москвы. Донские казаки начинали входить в состав московского войска, как постоянные его союзники, верные и храбрые, и за это Московский царь жалует их грамотами, подарками и отличиями...

Но по одной грамоте, по одному царскому указу, не могла измениться вся жизнь донцов. Больше ста лет прошло, пока успокоилось все на Дону, пока казаки донские поняли, что с ростом и увеличением могущества Московского царства им нельзя воевать от себя, составлять партии и охотиться на Волге, Каспии и на Черном море. То тут, то там являлись вольные атаманы, собирали, как и встарь, вокруг себя станицу и шли громить и грабить куда глаза глядят. Только станицы эти стали больше. Уже не 20, не 50, даже не сто человек примыкало к атаману, а собирались целыми тысячами. Одни, по призыву Московского царя, шли к его войску воевать наряду с царскою дружиною, добывать себе зипуна из законной добычи, отнятой от неприятеля; другие шли самовольно, большей частью, за царское же дело, наказать азовского пашу или татар, но были и такие, которые шли против царского указа и, помня старые времена, занимались разбоями, где придется...

Охотников идти в набеги на Дону все еще было много. Но добычи стало меньше. Меньше стало и богатства на Дону. А людей все прибывало. Селились с казаками беглые крестьяне, прикрепленные к земле при царе Феодоре Иоанновиче 5 марта 1593 года, бежали люди и от казней. Народа становилось больше. Леса редели, зверя и рыбы было труднее добывать. Пастбищ для скота еще было довольно, но не у всех был этот скот. Пахать и сеять никому и в голову не приходило. От этой тяжелой крестьянской работы и бежали, да это на Дону было и запрещено под страхом жестокой смертной казни. Так, наряду с «добрыми», домовитыми казаками, имевшими свои дома-курени, жившими по городкам, имевшими коров, быков, лошадей, получавшими в жалованье из Москвы деньги, сукна, хлеб, порох и свинец, появились на Дону казаки «голутвенные», «голытьба» одинокие бедняки, у которых

Ни кола, ни двора,
Зипун весь пожиток,
Эх, живи, не тужи —
Умрешь! не убыток!6

Этим беднякам все было все равно. Им и после царского указа хотелось на Волгу, на грабежи, за добычей.

— А как попадешься,

пели они,—

— Так сам отвечай
Головушкой бедной своей.

Одинокие сироты, бродили они по городкам и станицам, ища себе атамана, ища случая получить и добычу. Это про таких «голутвенных» казаков и поется по Дону песня:

Ты воспой, сирота, песню новую!
— Хорошо песню играть, пообедавши.
А я, сирота, еще не ужинал...
Поутру сироту в допрос повели.
— Ты скажи, сирота, где ночевал?
— У меня, молодца, было три товарища:
Первый товарищ мой конь вороной,
А другой товарищ я сам молодой,
А третий товарищ сабля вострая в руках!

Много беспокойства доставляли эти голутвенные казаки Московскому государю, но, когда соединялись они с атаманами и шли за царское дело, они составляли грозную силу. Скоро с почтением стали произносить в Москве имя великого войска Донского, и благодарностью была полна Москва за услуги донцов. В тяжелые годы смутного времени донцы явились к Москве, готовые или умереть за своего природного Государя Царя Московского, или победить его врагов.


1  Хвалынским называлось тогда Каспийское море.

2  Мнил — старое русское слово; значит думал.

3  Тать — вор.

4  Зря — видя, тоже старое русское слово.

5  Кедр — хвойное дерево, похожее видом на ель, ко с длинными мягкими иглами. В громадных шишках его, с большой кулак величиною, находятся мелкие кедровые орехи. Растет в Сибири.

6  «Песня бобыля». Стихотворение поэта И. С. Никитина.


< :: 1 :: 2 :: 3 :: 4 :: 5 :: 6 :: 7 :: 8 :: 9 :: 10 :: 11 :: 12 :: >
Содержание :: История




Hosted by uCoz